«В центре образовательного
процесса должен быть человек»
Мария Землинская, режиссер, ведущая групп социального театра и преподаватель драмы в Гимназии № 1 в Лондоне – о больничной клоунаде, о вреде хорошего вкуса
и о том, как разговаривать с детьми про выбор высшего образования.
разделительная линия

Ты преподаешь в Гимназии №1 в Лондоне драму. Театральному делу ты училась в России?

– Нет, в Москве я окончила экономический факультет Высшей школы экономики. Дело в том, что лет с 15 мне, как это принято в России, начали задавать ужасный вопрос: «Чем ты хочешь заниматься в жизни? Кем ты хочешь быть?» Предполагалось, что мне нужно принять решение раз и навсегда. У меня были разные желания, но сильнее всего оказалась странная идея, что нужно получить «нормальное образование» – безо всяких там глупостей. Поскольку я училась в математическом классе, идея вылилась в то, что я зачем-то поступила на экономический факультет Высшей школы экономики. Я об этом не жалею – в Вышке встретила много хороших друзей, но родителей своих учеников призываю задавать детям вопрос о будущем иначе.

А как?

– Главная задача человека после школы – разобраться, какие профессиональные возможности в принципе бывают. Поэтому, например, в британских вузах ученики выбирают общее направление учебы, а дальше могут добавить самые разные курсы, чтобы все попробовать. Конечно, есть люди, которые сразу сознательно идут, например, в науку. Но для большинства образование после школы – это общее развитие, расширение кругозора и поиск себя, а не какой-то единоразовый выбор, которому должен потом всю жизнь следовать. И конечно, нет никаких «настоящих» и «ненастоящих» профессий.

Как ты не стала тем, на кого училась?

– Я окончила вуз, получила диплом и с облегчением осознала, что больше никому ничего не должна. Дальше стала искать то, что мне действительно интересно. Еще в Вышке я начала заниматься всякой волонтерской деятельностью – работала с детьми из детских домов в студии «Дети Марии», участвовала в клоунских поездках с Патчем Адамсом.

Что это за поездки?

– Есть такой фильм с Робином Уильямсом в главной роли – «Патч Адамс». Он рассказывает историю жизни врача, общественного деятеля и больничного клоуна Хантера Доэрти Адамса, который вместе с волонтерами из разных стран ездит с клоунадой в детские дома, дома престарелых и больницы по всему миру. Клоунада в его случае – не представление, а такой способ общения, взаимодействия и заботы о людях. Уже больше 20 лет Патч Адамс ежегодно приезжает и в Россию. Вместе с российскими волонтерами проводит неделю в Москве и неделю в Санкт-Петербурге. Один раз мы ездили в Чечню. Я начала участвовать в его поездках и потом занялась регулярной больничной клоунадой – с еженедельными походами в больницы.

Вдохновившись этим занятием, я нашла трехлетнюю образовательную программу по психодраме в Московском институте групповой и семейной психотерапии. Это такой терапевтический метод – с помощью проигрывания жизненных ситуаций и ролевых практик можно решать разные личные психологические задачи. Параллельно я окончила магистерскую программу в Московском психолого-педагогическом университете по «понимающей терапии» – одному из подходов внутри гуманистической школы. Под конец учебы я поняла, что психология мне интересна, но чего-то не хватает. И тогда нашла в Лондонском университете в колледже Голдсмитс программу по прикладному театру, который сочетает психотерапию с драмой.

Так ты оказалась в Лондоне?

– Не сразу. Я собралась переезжать в Великобританию, уволилась со всех работ, но не успела сделать визу к началу учебного года. Чтобы не сидеть без дела еще год, я отправилась в Израиль. Там учила иврит и проходила стажировку в психиатрической клинике в игровой терапевтической группе с подростками с ментальными особенностями. Один из самых ярких моментов, которые мне запомнились на той работе, – однажды я ждала, пока подростки курили во дворике, и на автомате дала одному из них зажигалку. Я тут же спохватилась, поскольку это был парень, который ранее трижды поджег свою школу. Он, конечно, вернул мне зажигалку. Но то были самые долгие 10 секунд ожидания в моей жизни. После года в Израиле я наконец приехала учиться в Англию.

Расскажи подробнее о прикладном театре, который ты изучала. Что это такое?

– Это театр с непрофессиональными актерами, в котором главный фокус не на зрителе, а на самих участниках, и не на результате, а на процессе. Прикладной театр может иметь очень разные применения: театральные воркшопы по проблемам буллинга в школах, занятия для развития спонтанности и импровизации, образовательный театр – например, игровые уроки истории с реконструированием исторических событий. То есть с помощью театральных практик в группах мы решаем разные педагогические, терапевтические, социальные и личностные задачи. Такой театр имеет вполне доказанный эффект. Например, исследования показывают, что прикладной театр в тюрьмах уменьшает вероятность возвращения за решетку на 20%.

И после окончания колледжа ты работаешь по профессии?

– Да. Я, например, делаю терапевтические воркшопы с людьми, которые прошли через секс-торговлю. Веду группы для подростков, занятия для людей с синдромом Дауна и многие другие проекты. Параллельно занимаюсь переводами и стейдж-менеджментом для российских театров, которые сюда приезжают: Большого, Мариинского и других. В последнее время занялась импровизационным театром и делаю собственные постановки. Ну и еще работаю в Гимназии №1.

А как ты попала в Гимназию?

– Еще в Москве, пока училась в Вышке, я вела математику в школе London Gates Юлии Десятниковой. Когда переехала в Лондон, позвонила Юле и сказала, что хочу преподавать в Гимназии – только уже не математику, а драму.

Ты разрабатывала гимназическую программу по драме. Что легло в ее основу?

– Когда мы с преподавателями разрабатывали программу, решали две задачи. С одной стороны, нужно было сформулировать основные принципы нашей работы, с другой стороны, нужно было дать практическую поддержку учителям в разных странах (филиалы Гимназии открыты в Париже, Тель-Авиве, Амстердаме и Брюсселе. – Прим. ред.).

Расскажи о принципах, на которых базируется образовательный подход Гимназии.

– Тут много всего. Во-первых, это некоторый холистический подход, то есть принцип целостности, в котором интеллект, тело и эмоции должны быть едины. Дети приходят на драму после уроков математики, развивающего обучения и русского языка, на которых они в основном задействуют интеллект. Нам важно, чтобы на драме они могли обратно «соединиться» с собой. Во-вторых, нам важен принцип ненасильственности педагогического процесса – физическая и эмоциональная безопасность детей. Что касается задач, которые мы перед собой ставим, мы занимаемся развитием эмоционального интеллекта – учимся понимать свои и чужие эмоции, коммуницировать. Мы развиваем рефлексию и критическое мышление. Нам очень важны темы, которые обсуждаются на занятиях: любовь, дружба, предательство, вранье, власть и многое другое, о чем, к сожалению, мало возможностей поговорить и поразмышлять в повседневной жизни. Еще одна составляющая занятий – собственно театральные навыки: актерское мастерство, работа с телом, движением и голосом, перевоплощение, развитие спонтанности и импровизации, а также всего, что помогает нам в самопрезентации в жизни. И наконец, у нас есть теория и история театра – но без отрыва от практики. То есть мы можем рассказать про греческий театр и тут же сделать упражнения с хоровым пением. Или обсудить комедию дель арте и устроить карнавальное шествие. Самое важное во всем процессе – совместное творчество.

Есть ли у вас какие-то специфические задачи, связанные с развитием билингвизма?

– Есть. Когда я произношу на русском языке слово «сердце» или «я тебя люблю» и когда на английском – heart и I love you, я чувствую себя по-разному. Только на родном языке срабатывает непосредственная эмоциональная привязка к словам. А на иностранном языке, как бы им ни владеть, есть некое отстранение: на чужом языке все немножко не по-настоящему. Билингв же – это не тот, кто свободно говорит на двух языках, это человек двух культур, чья внутренняя реальность эмоционально связана с двумя языками. И на занятиях драмой мы стараемся сформировать эмоциональную связь с русским языком.

Каким образом?

– Главный инструмент любого нашего занятия – это истории, которые мы рассказываем. По сути, вся наша жизнь – это разные нарративы. Наш мозг собирает информацию и перерабатывает ее в нарративы. Чем богаче поступающая информация, тем сложнее, интереснее и глубже истории. Театр – один из способов рассказывать истории через текст, пространство, движение, голос. На занятиях мы сочиняем и проживаем разные истории и таким образом познаем себя и мир вокруг, получаем разный опыт и осмысливаем его критически, учимся формулировать собственное мнение, а не принимать за данность некий «хороший вкус».

Что не так со вкусом?

– Идея воспитания вкуса кажется мне чужой. Что такое хороший вкус? Это условно некие пять произведений, про которые мы все должны говорить, что они нам нравятся, просто потому что в «приличном обществе» так принято. А почему нравятся? Что в этих произведениях интересного? Такие вопросы в «приличном обществе» не задают. Мы же, наоборот, учим разбирать свои впечатления и понимать, что нам нравится, а что нет, формулировать собственные ответы.

А спектакли на занятиях драмой вы ставите?

– Конечно, почти весь учебный год мы работаем над большой постановкой. Первые два месяца занимаемся групповыми процессами и фокусируемся на разных театральных элементах, которые позже нам пригодятся в спектакле в конце года, – на жестах, пространстве, теории театра. В середине октября начинаем потихоньку читать и разбирать текст будущей постановки, работать над темами, которые в нем есть. Например, если у нас тема власти, как в постановке по «Дракону» Шварца, то мы можем взять технику Аугусто Боаля по работе с властью: человек выходит на сцену и занимает любую позу. Задача следующего человека – найти на сцене такое место и принять такую позу, которые покажут зрителям, что он имеет больше власти, чем первый актер. Затем выходит следующий человек с той же задачей, и так далее. После этого упражнения, если мы продумываем мизансцену с каким-то статусным персонажем, у нас уже есть целый набор инструментов, чтобы показать на сцене его властную позицию. Вторая половина года – плотная работа над самой постановкой. Но важно понимать, что какие бы задачи по подготовке спектакля у нас ни стояли, на занятиях драмой «здесь и сейчас» для нас всегда важнее далеких планов и целей.

Какие тексты вы выбираете для постановок и почему?

– Мы работаем со взрослыми детьми в эмиграции. Отношения подростков с родителями и так обычно непростые, а в нашем случае свой отпечаток накладывает еще и культурный разрыв между старшим поколением, принадлежащим русской культуре, и младшим, уже адаптировавшимся к окружающей реальности. Поэтому мы стараемся выбирать тексты, которые могут создавать некую общую культурную территорию, служить началом диалога между поколениями и культурами. Это тексты, которые значимы и ценны для родителей, но могут давать интересные поводы для размышления новому поколению с точки зрения новой этики. Это необязательно русская литература. У нас, например, был спектакль по «Алисе в Стране чудес», потому что есть произведение Кэрролла, а есть пластинка с песнями Высоцкого, которая имеет отдельную ценность в русскоязычном контексте. Или мы ставили «Остров сокровищ», потому что по этой книге есть культовый советский мультфильм. То есть мы всегда выбираем произведения, имеющие особую ценность в русскоязычном культурном контексте.

Как вы справились с переходом в онлайн, когда начался карантин?

– Карантин забрал у нас два основных инструмента – пространство и энергию нахождения в едином пространстве. Но мы выкрутились. Мы сделали документальный вербальный театр – дети провели серию интервью друг с другом, с учителями и родителями про опыт жизни в карантине. На основе этих разговоров мы сделали финальный документальный фильм. Кроме того, на занятиях мы, конечно, исследовали всю магию онлайн-программ и инструментов и всевозможные взаимодействия с камерой.

Что самое сложное в занятиях драмой?

– Есть много инструментов, техник и приемов, но важно идти не по шаблону, а отталкиваться от реальной группы и того, что с ней происходит. Важно в нашей работе помнить про количество силы и власти, которые есть у преподавателя, и обращаться с ними аккуратно. И наконец, важно, с одной стороны, создавать безопасную среду, а с другой – предлагать детям выйти за рамки привычного, рискнуть, поставить себе новые вопросы и найти на них честные ответы – сделать шаг в неизвестность. А там, где неизвестность, страшно. На преподавателях лежит ответственность за то, чтобы дети совершали новые открытия, рисковали, но не травмировались. И еще один важный момент. Обычно в школе учат стремиться к успеху, конкурировать, выигрывать. На драме мы учимся еще проигрывать, совершать ошибки, проваливаться, потому что это тоже важнейший опыт. Успех и конкуренция – это фокусировка на другом, а в творчестве нужен фокус на себе. Если мы боимся провала, боимся высказать свое мнение, то творчество и развитие невозможны.

Прежде чем сформулировать такой подход к образованию, тебе пришлось много учиться самой. Есть ли у тебя свой взгляд на то, каким должно быть современное образование?

– Образованию, на мой взгляд, нужны кардинальные изменения. И хотя сегодня эти процессы уже активно идут, оно еще далеко от того, каким должно в итоге стать. Школьное образование в первую очередь должно развивать разные способы мышления. А в реальности почти во всем мире школы все еще существуют в системе бессмысленных экзаменов и оценок, которые, на мой взгляд, совсем не полезны. Оценки – это легкий способ для учителя установить контроль над учениками, но минусов в нем гораздо больше, чем плюсов. До сих пор в школах царят насильственность образования и конкуренция. Программы включают многие бессмысленные знания, которые дают только потому, что так привыкли. Когда я училась, унижение было частью учебного процесса, и до сих пор подобные вещи живы. В центре образовательного процесса должен быть человек, а не некая абстрактная идея о том, что мы должны ему дать и в кого превратить. Мы должны помочь ребенку исследовать мир и найти свой путь, а не толкнуть на ту дорогу, которую мы для него заготовили.

Как в этом смысле ты оцениваешь образовательный подход в Гимназии?

– Мне верится, что мы идем в нужном направлении – гуманистического, ненасильственного, игрового процесса познания.

Учиться в гимназии №1